Упомянув о великом зодчем, мы не можем обойти стороной эту выдающуюся фигуру, даже если до конца и не уверены в том, что создание храма в честь Святой Троицы в Хорошеве – непосредственно дело его рук.
Мы не можем с точностью утверждать его авторство лишь потому, что не имеем прочных и убедительных тому доказательств. Попробуем же вглядеться в свидетельства эпохи, чтобы понять, чем же прославил свое имя в истории Отечества государев мастер Федор Савельевич Конь и что может свидетельствовать о его причастности к строительству в Хорошеве.
Нам неизвестны даты рождения и смерти зодчего, скудны и сведения о его биографии. Отрывочные упоминания о нем и его деятельности исследователи находят в приходно-расходных книгах Свято-Троицкого Герасимо-Болдинского монастыря под Дорогобужем, наказах и грамотах царя Федора Ивановича, хронографах и летописцах XVII века.
Достоверно одно – мастер Федор Савельевич Конь был русским человеком, «из русских людей». Это особо подчеркивали составители Хронографа 1617 года и более поздних летописных сборников [1].
Почему для летописцев было так важно происхождение зодчего? Потому что они гордились своим соотечественником. В поисках славы и богатства в Россию из-за рубежа тогда стремилось множество самых разных людей. Среди них встречались и весьма талантливые зодчие, прославившие свое имя строительством замечательных зданий, которые теперь входят в золотой фонд памятников отечественной архитектуры.
Тот факт, что по своей одаренности русский мастер нисколько не уступал, а в чем-то даже и превосходил иностранцев, был очень значим для его современников. Значим он и для нас.
Скорее всего, Федор Савельевич Конь не отличался знатным происхождением, иначе источники не замедлили бы это упомянуть.
Что касается прозвища «Конь», то оно, по всей очевидности, отражало личные качества зодчего – например, стать или силу.
На основании анализа источников исследователи сделали вывод, что Федор Савельевич Конь и его семья были тесно связаны со Свято-Троицким монастырем в Болдине, что под Дорогобужем (ныне Смоленская область).
В приходных книгах этого монастыря содержатся сведения о вкладах, которые сделал в обитель «государев мастер Федор Конь». Так 18 июня 1594 года он лично «дал вкладу тритцать пять рублев», а 1 апреля 1606 года «с Москвы из Суконного ряду Федор Петров сын, а Федорова Коня пасынак, дал вкладу дватцать рублев». Третья запись от 16 апреля 1607 года говорит еще об одном десятирублевом вкладе. Для того времени это были достаточно солидные суммы.
Кроме того, в Болдинском монастыре работал родной сын Федора Коня. Сведения о выплаченном ему жаловании исследователи обнаружили в монастырских расходных книгах [2].
В историю Федор Савельевич Конь вошел как строитель оборонительных сооружений, в первую очередь самых крупных – Белого города Москвы и крепостных стен Смоленска.
В тексте Хронографа Ленинградского списка Никаноровской летописи мы можем прочесть следующее:
«В лето 7094-е. Государь, царь и великий князь Федор Иванович всея Русии самодержец повеле на Москве делати град каменной около болшева посаду, подле земляные осыпи. А делали его 7 лет, и нарекоша имя ему Царев град, а мастер был русских людей, имянем Конон Федоров»[3].
Архидиакон Павел Алеппский, сопровождавший Антиохийского Патриарха Макария в его путешествии по России в годы царствования Алексея Михайловича, оставил такое описание «третьей стены» Москвы, известной «под именем Белой стены»:
«Она выстроена из больших белых камней… Она больше городской стены Алеппо и изумительной постройки, ибо от земли до половины высоты она сделана откосом, а с половины до верху пикета выступ, и потому на нее не действуют пушки. Ее бойницы, в коих находится множество пушек, наклонены книзу, по остроумной выдумке строителей: таких бойниц мы не видывали ни в стенах Антиохии, ни Константинополя, ни Алеппо, ни иных укрепленных городов, коих бойницы идут ровно, служа для стрельбы над землею вдаль; а из этих можно стрелять во всякого, кто приблизится к нижней части стены… В белой стене более пятнадцати ворот, кои называются по именам различных икон, на них стоящих. Все эти надвратные иконы имеют кругом широкий навес из меди и жести для защиты от дождя и снега.
Перед каждой иконой висит фонарь, который опускают и поднимают на веревке по блоку; свечи в нем зажигают стрельцы, стоящие при каждых воротах с ружьями и другим оружием. Во всех воротах имеется по нескольку больших и малых пушек на колесах. Каждые ворота не прямые, как ворота Ан-Наср и Киннасрин в Алеппо, а устроены с изгибами и поворотами, затворяются в этом длинном проходе четырьмя дверями и непременно имеют решетчатую железную дверь, которую спускают сверху башни и поднимают посредством ворота. Если бы даже все двери удалось отворить, эту нельзя открыть никаким способом: ее нельзя сломать, а поднять можно только сверху».
Новая крепостная стена изменила весь облик древней Москвы. Слава о величии стен Белого города и его неприступности передавалась из уст в уста. Путешественники не переставали восхищаться новым «чудом света»[4].
Крупнейшим сооружением государева мастера стала смоленская крепость, на строительство которой потребовалось около 4 лет. Неспокойная обстановка на западных рубежах государства требовала очень спешных и масштабных профессиональных действий. К строительству привлекли чуть ли не всех каменщиков, кирпичников и «всяких гончаров», а также крупные монастыри, которые поставляли людей и стройматериалы.
«Град же Смоленск совершен бысть при царе Борисе, а делаше его всеми городами Московского государства», – сообщает Новый Летописец[5].
Ведущий исследователь деятельности зодчего В.В.Косточкин отмечает, что создание Белого города и крепости Смоленска стало «невиданным явлением в практике русского каменного строительства»: «Какой бы каменный «город» древней Руси мы ни взяли, будь то кремль, крепость или монастырь, протяженность его стен все равно уступает крепостным сооружениям Федора Коня»[6].
При этом, отмечает ученый, оба этих огромных сооружения созданы сразу, по единому замыслу, в то время как ансамбли других городов, монастырей складывались столетиями.
Строительство Белого города возвысило зодчего: его уважительно стали называть по имени-отчеству и величать «городовым» или «государевым» мастером.
Конечно, Федор Савельевич Конь строил не только города. В начале своей жизни возводил он и палаты, и храмы. Поэтому-то в одном из документов, выданных в 1591 году боярину и воеводе князю Ивану Васильевичу Сицкому, зодчий именуется «церковным и палатным мастером»[7].
Велика вероятность, что именно ему и принадлежит честь создания таких замечательных памятников, как Свято-Троицкие храмы в Вяземах и в Хорошеве, поскольку их архитектурное убранство свидетельствует об очень высоком уровне мастерства их зодчего.
3) Никанорова летопись. Сокращенные летописные своды конца XV века (Полное собрание русских летописей. Т. XXVII). М.: Языки славянских культур, 2007. С. 147