Евгения Трошина. «Нина». Рассказ.

К вечеру ветер проснулся и побежал по дорогам маленького городка, рассыпая снежную крупу и раздувая вьюгу. Под волнами сумерек и снега скрылись, разбросанные в неоглядных полях, перелески.

Нина подложила в печку дров, поставила в духовку чугунок со щами, за-черпнула воды из ведра, налила в рукомойник и взглянула на часы-ходики: два медвежонка стали молоточками отстукивать по наковаленке ровно десять. Пора было брату возвращаться с работы. Она вернулась к письменному столу, сложила в портфель свои учебники с тетрадками и взялась за штопанье.

________________________________________

От возрастающей тревоги ныла душа. За стенами дома пели скрипочки непогоды. Нина отложила рукоделье, надела старенькую телогрейку, мамин пуховой платок, сунула ноги в валенки, по глубокому снегу выбралась за калитку и стала вглядываться вдаль улицы. Рой за роем, неслись колкие снежинки. В окнах соседских домов ещё горел свет. Пустынная улица, занесённая снегом, была молчаливой свидетельницей жизни двух сирот — Нины и её старшего брата Кирилла.

Сначала умер отец, за ним, в скором времени — матушка. Ниночке в ту пору было тринадцать, а Кирюше исполнилось пятнадцать лет. Раз в неделю из деревни приезжала родная тётка, привозила яиц, сальца, оставляла немного денег. Картошку, другие овощи Нина с Кириллом сажали сами. Отец ус-пел выстроить добротный дом, только дровами запасайся! Так и жили потихонечку. Кирилл поступил в профтехучилище, Нина оканчивала школу. В училище Кирилл, глядя на товарищей, стал привыкать к вину и сигаретам, к ночным гулянкам. Нина переживала, выговаривала ему свои обиды, стыдила, плакала, призывала опомниться. При этом готовила брату еду, провожала и встречала, обстирывала, на скопленные копеечки покупала ему одежду и обувь. И стал он сосредоточением всей её девичьей жизни. Подружки — на танцы, нарядные, присматривают женихов, а Нине некогда: кроме неё заботиться о брате некому.

В глубине улицы показалась человеческая фигура. Кирилл шёл не торопясь, покачиваясь из стороны в сторону. Нина видела, как он упал в сугроб, пытался и не мог встать. Она подбежала, взвалила его на свои плечики и до-вела до дома. Хорошо, что вышла взглянуть на улицу, а то бы замёрз! Так было, с некоторых пор, если не каждый день, то через день. Утром он со стыдом признавал свою вину, обещал Нине исправиться. Вечером всё повторялось сначала.

После окончания училища брат объявил, что уезжает жить и работать в Москву, чтобы окончательно не спиться в родном городе, и чтобы накопить денег на свою и на её свадьбу. Она проводила его и стала ожидать добрых вестей от своей двоюродной, которая жила в Москве и обещала приглядывать за Кириллом.

Летом Нина поступила в педагогический институт, на заочное отделение, устроилась работать в одну из отдалённых деревенских школ. Каждый день она ехала на стареньком маршрутном автобусе по долгим просёлочным дорогам, наблюдая за тем, как окружающие луга и берёзовые рощицы окунали в небо свои задумчивые лица, облачались в золотые, белоснежные или в зелёные покрывала. Её повсюду сопровождала любовь к родной земле, похожая на любовь к родной матери. Сколько раз это чувство спасало её от не-переносимой горечи печалей, врачевало душу и сердце! Речке, да солнышку, бегущему по неспешному течению, доверяла Нина свои сокровенные мысли и переживания. Любила одиночество полей, мудрый сумрак леса, ласковые пригорки, покрытые цветущей земляникой, несмолкаемые птичьи песни и радостное, летящее в открытые окна из сада, дыхание жизни …

Через несколько лет школу в деревеньке закрыли, и Нине предложили работу в родном городе. К тому времени она уже перечитала все художественные книжки и учебники по педагогике из районной библиотеки, окончила институт и преподавала в старших классах русский язык и литературу. Из Москвы она получала самые разные новости о брате. Известно было, что он работал сварщиком на стройке, женился, и что у него родились уже две дочки — погодки. Писали Нине и о том, что Кирилл не унимается, пьёт.

Как-то по весне, погожим, ярким утром, Нина собиралась на работу. От-крылась дверь, в дом вошёл брат, с двумя малышами на руках, с рюкзаком за плечами, и сказал: «Вот, Нинок, привёз тебе племяшек, знакомься! Это — Танечка — два с половиной годика, а это — Анечка — на год моложе. Мать наша куда-то исчезла, убежала от нас. Будем теперь жить вместе с тобой. Принимай постояльцев!»…

Через тринадцать лет пропавшая мать объявилась и увезла девочек с со-бой, в Москву. Там у неё была четырёхкомнатная квартира, желание жить вместе с дочерьми и намерение дать им хорошее образование. Нина как-то не сразу поняла то, как разлука с девочками потрясла её сердце. Она будто разучилась говорить, на какое-то время даже онемела от горя. Потом помчалась за ними в Москву — убедиться, хорошо ли устроились. Наглядевшись на своих красавиц, и немного отдохнув душой, Нина вернулась домой. Все её под-руги давно были замужем. Кирилл ушёл жить к местной пьянчужке и скандалистке, ходил вместе с ней на «шабашки», потом заработанные деньги вместе с «женой» пропивал. Сестра ему больше была не нужна, если только денег на выпивку приходил попросить. Нине исполнилось тридцать семь лет. Пусто, одиноко было в доме и в её изболевшейся душе.

С начала нового учебного года в школу стали приглашать священника — настоятеля Никольского храма, чтобы батюшка беседовал со школьниками о православной культуре. Нина была классным руководителем у выпускников, и старалась присутствовать на всех внеклассных занятиях своих учеников. Разговоры со священником на темы самые важные для молодых людей увлекли и взволновали Нину. В ответах отца настоятеля она находила утешение и понимание сути пережитых своих скорбей. Нина удивлялась тому, что живя недалеко от храма, она всегда, не задумываясь, проходила мимо, не заме-чая открытых настежь дверей…

Воскресенье — морозное, солнечное, сверкающее хрустальной изморозью — стало для Нины судьбоносным днём.

Она сидела рядом с батюшкой в пустом храме на лавке. Служба давно окончилась, прихожане разошлись. Пред образами Матери Божией, Спасите-ля и Николая Чудотворца горели лампадки. Солнце разлилось и преумножи-лось в сиянии лучей, отражающихся от стёкол и металлических окладов в киотах икон, от начищенных подсвечников. Отец Григорий, в серебре волос и бороды, в белой епитрахили, вышитой серебряными крестиками, и в таких же поручах, только что принял у Нины первую исповедь. Теперь он расска-зывал ей тихим, отеческим голосом о житие святой равноапостольной Нины. Пахло ладаном. Из алтаря он вынес небольшую икону Небесной Покрови-тельницы Нины и благословил причаститься на Рождество Христово.

На Светлой Пасхальной седмице отец Григорий попросил Нину остаться после службы и сказал: «Мне вчера случилось побывать в Рождественском монастыре, это — километров сто с лишним отсюда будет. Там образовывает-ся приют для деток. Нужен подходящий человек — воспитательница. Показа-ли мне некоторых малышей: мальчик — два года — взят из семьи алкоголиков — о него родители окурки гасили. Девочку четырёх лет, чтобы не плакала, не-трезвая мать на раскалённую сковородку сажала. У другого мальчика на гла-зах отец мать зарезал. Ещё есть ребёнок со шрамами на лице — со следами побоев… Недалеко от монастыря находится женская тюрьма. Оттуда тоже нескольких деток монахи приютили. Конечно, все дети с теми или иными хроническими заболеваниями. Ты, Нина, подумай хорошенько. Какое при-мешь решение — я не знаю, скажешь, если захочешь»…

Сколько будет Нина жить на свете, столько будет помнить глаза, кото-рые встретили её, по приезде в монастырь — глаза, переживших муку, ма-леньких старичков и старушек, а не малых деток.

Семеро жалких птенчиков, кто-то тётей Ниной, а остальные называли её мамой. Монастырь давал детям молитвенный покров и крышу над головой, учил жить в церковной ограде, кормил, одевал. Когда ребята чуть подросли, стали благословляться познавательные и паломнические поездки, отдых и лечение в детских санаториях, на море. Нина служила детям с любовью — всегда и повсюду была рядом с ними, берегла, охраняла, воспитывала с тер-пением и осторожностью, дарила чувство семьи, защищённости. Вместе, тес-нясь друг к другу, стояли на монастырских службах, вместе учились, читали, играли. Школьников отвозили каждый день в школу, в соседнее село. Нина оставалась с малышами дома. Чего только не случалось за шесть лет жизни в обители! Восьмилетний Тимка, однажды, не вернулся из школы. Нина, как помешанная, всю ночь бегала по оврагам, по берегу реки, по окрестностям села — кричала, звала. Утром его привезли из города, нашёлся — решил само-стоятельно съездить в зоопарк. Или трёхлетняя Дашенька, не заметили, как прошла в алтарь и там за престолом села на ковёр, посидела, да, и заснула. Тоже обыскались. Отец архимандрит потом игуменьей стал её называть, как встретит — благословит, по русой головке погладит, просфору даст, — для неё особо припасал. И спектакли ставили к Рождеству и к Пасхе — радовались, и болели — старались — выхаживали, и Толика пятилетнего отпели и похорони-ли, смертельный, уже запущенный недуг у него обнаружился при поступле-нии в монастырь…

Когда уложит Нина всех своих чадушек по кроваткам спать, сядет в уго-лочке под светильником, чтобы помолиться за рукоделием, нет-нет, да, и всплакнёт, прижав к лицу красные, чуть припухшие, натруженные руки. Своих Бог не дал, да чужие стали дороже родных.

Потом, по ходатайству областных властей, воспитанников из монастыря забрали и поместили в Детском доме. Нина долго навещала их там, надры-вала своё сердце, пока в больницу не попала с приступом. Послушницей в монастыре не отважилась остаться. Когда выписалась, вернулась в родной свой городок. Видно, чтобы брата похоронить: отравился палёной водкой…

У Нины — прозрачные серые глаза, чистые, как слеза. Коса сложена на затылке под белым платочком. Скромная, даже робкая,высокая, немного су-тулится. Рук своих стесняется, прячет: они в работе хороши, а на показ — не годятся. Она теперь в нашем Сестричестве трудится — стала сестрой мило-сердия. Приехала в Москву навестить своих племянниц, случайно оказалась в нашем храме и осталась с сёстрами. Теперь ходит в больницу к младенцам — отказничкам.

Недавно с ней произошёл случай. Шла она на работу через парк и услы-шала детский писк. Свернула Нина с дороги, спустилась в овраг, а там свёр-точек с грудничком! Малыш от холода и крика посинел — из последних силё-ночек звал на помощь. Принесла его Нина в больницу, а через недельку, ко-гда мальчика подлечили немного, позвала священника. Покрестил батюшка малыша и спрашивает — как назовёшь? Нина отвечает: «Фёдором. Это — Дар Божий мне, грешнице, Господь послал». И усыновила парня.

2011 г.